Молодой режиссер Малкольм (Джон Дэвид Вашингтон) и его девушка Мари (Зендая) возвращаются в роскошный дом после триумфальной премьеры его фильма. Оба уверены — впереди Малкольма ждет слава, но какую роль в его успехе сыграла Мари? Ведь образ героини — бывшей наркоманки после реабилитации — как кажется девушке, списан с нее. Но Малкольм не только не рассматривал ее на роль, но даже забыл упомянуть в благодарственной речи. Это поджигает фитиль ночной ссоры, за перипетиями которой зрителю и предстоит наблюдать почти два часа, все глубже погружаясь в запутанные отношения и внутренний мир героев. После «Нации убийц» и особенно сериала «Эйфория» Сэм Левинсон (сын знаменитого режиссера Барри Левинсона) застолбил за собой звание одного из главных голосов поколения тридцатилетних (неуютно зажатых между иксерами и зумерами), не боящегося ставить перед зрителями самые неудобные вопросы современности и искать для диалога крышесносные визуальные решения, пускаясь временами в глубины перформативного искусства. «Малкольм и Мари» — первое по-настоящему пандемийное голливудское кино, придуманное и снятое в ответ на всеобщую изоляцию. Монохромная гамма и 35-миллиметровая пленка в камере знакомого по той же «Эйфории» Марселла Рева намекают на преемственность классике: «Кто боится Вирджинии Вулф?», Кассаветис, Бергман — кому что ближе. Тем контрастнее звучат в диалогах блестящего актерского дуэта — музы Левинсона Зендаи, наконец вышедшей из подросткового амплуа, и Джона Дэвида Вашингтона — ультрасовременные темы расового неравенства и гендерной идентичности, перемежающиеся с рассуждениями о смысле искусства и роли творца (с едким пассажем о кинокритиках). Это кино, балансирующее на грани схематичности и глубокой правды, — не только смелый эксперимент «для своих», но и какой-то новый этап развития мелодрамы — растерявшегося жанра, первым принявшего удар новой этики.
Новый фильм Юхо Куосманена («Самый счастливый день в жизни Олли Мяки») — финско-российская копродукция, взявшая в этом году гран-при жюри в Каннах. По поводу того, почему эта маленькая и страшно обаятельная картина получила такой большой приз на главном кинофестивале планеты, можно строить самые разные догадки, но наиболее убедительными выглядят два предположения. Во-первых, действие в фильме происходит практически в самоизоляции (а это чувство теперь знакомо каждому). Во-вторых, она обладает волшебным утешительным эффектом, дарит веру в то, что все будет хорошо. Согласно нехитрому сюжету финская студентка Лора (Сейди Хаарла) садится в поезд до Мурманска, чтобы в краю вечной мерзлоты посмотреть петроглифы. В попутчики ей достается гоповатый русский парень Леха (Юрий Борисов), от которого она сначала вешается, но чем дальше поезд уносит эту парочку вглубь России, тем сильнее растет привязанность между ними (нюанс: Лора — бисексуалка, которая, можно сказать, сбежала от своей московской возлюбленной). Этот фильм — наглядная энциклопедия режиссуры, ведь Куосманену удается невозможное: выстроить повествование и пространство так, чтобы мы почти два часа, не отрываясь, смотрели на двух людей, запертых в тесном помещении и лишь иногда выбирающихся на волю. Этот фильм — идеальная мелодрама, потому что рассказывает не о любви с первого взгляда, а о чувстве, которое зарождается в человеке постепенно — совсем как в жизни. Этот фильм — триумф Юрия Борисова и Сейди Хаарла, которые создают таких жутко притягательных персонажей, что начинаешь мечтать о подобных попутчиках в поезде. Все остальное — это уже детали, но и они тоже на самом деле важны. Например, действие в фильме происходит на рубеже девяностых и нулевых, когда технологии еще так прочно не вошли в нашу жизнь. Когда легко было потеряться и потерять друг друга. Когда свои контакты надо было писать на бумажке. И когда мир казался огромным, особенно если ты садился на поезд из Москвы в Мурманск.
Начало XX века, мир Дикого Запада с его конским мачизмом уходит в прошлое, но все еще остаются ковбои, которые сопротивляются индустриализации и эпохе машин, — такие, например, как Фил Бербанк (Бенедикт Камбербатч), который с братом Джорджем (Джесси Племонс) владеет крупнейшим ранчо в штате Монтана. Фил не очень жалует женщин (сам он латентный гомосексуал), поэтому, когда Джордж приводит в их дом свою невесту Роуз (Кирстен Данст) и ее взрослого сына-подростка Питера (Коди Смит-МакФи), он делает все, чтобы сжить ее со света. Пока в прокате гремит «Человек-паук: Нет пути домой», на «Нетфликсе» тихо вышел лауреат Венецианского фестиваля 2021 года за лучшую режиссуру — «Власть пса» Джейн Кэмпион, в котором Доктор Стрэндж издевается над Мэри Джейн Уотсон. Для Кэмпион этот фильм стал возвращением в мир большого кинематографа (за десять лет она успела поставить только два сезона сериала «Вершина озера») — и возвращение это получилось триумфальным! Новозеландка напомнила всем, почему стала первой женщиной, победившей на Каннском фестивале (с драмой «Пианино»). Во «Власти пса» виртуознейшая режиссура — и очень женский взгляд на мужской мир (как в лучших работах ее ровесницы и соратницы Кэтрин Бигелоу). Кэмпион чутко исследует подавленную гомосексуальность, мужскую мизогинию и уходящее в прошлое животноводческое ремесло, делая полноправным соучастником действия невероятной красоты природу (несмотря на то, что действие происходит в США, снимался фильм в Новой Зеландии). Над этими местами сильна не власть Бога, а власть пса — в финале эта красивая метафора расцветет подобно ядовитому цветку.
«Случайность и догадка» состоят из трех небольших новелл. В двух из них случайные диалоги двух подруг (или не подруг?) заставляют их сделать неожиданные открытия о самих себе и близких им людях (новеллы «Магия (или что-то менее достоверное)» и «Еще раз»), в третьей — попытка подставить учителя, на которую идет девушка его студента-двоечника, оборачивается катастрофой («Распахнутая дверь»). Рюсукэ Хамагути, прозванный продолжателем традиций Хон Сан Су, строит свой фильм так же обрывочно и набросками, не добавляя избыточного действия, а каждая история состоит почти целиком из нескольких диалогов между персонажами. Режиссер сосредотачивается на случайных совпадениях, которые помогают вскрыть травмы прошлого или настоящего — не без научно-фантастических элементов. Легковесно, изящно и минималистично.
В 1991 году принцесса Диана, урожденная Спенсер (Кристен Стюарт), приезжает в Сандрингемский дворец, чтобы вместе со всей остальной королевской семьей встретить Рождество. Но что бы она ни делала, ее тошнит. Примеряет наряды — тошнит. Идет в ванную — тошнит. Садится за стол — тошнит. Понятно, что эта тошнота, как у Сартра, экзистенциального толка. Диану воротит от британской королевской семьи, жизни и власти. Поэтому она отчаянно ищет ответы в прошлом: в покинутом родовом имении, расположенном неподалеку, и в книжке про Анну Болейн, в трагической судьбе которой видит отражение собственных мытарств.
Один из самых ярких и талантливых современных постановщиков, чилийский режиссер Пабло Ларраин, в своем творчестве всерьез увлечен двумя вещами: политикой («Нет», «Неруда») и женщинами («Эма: Танец страсти», «История Лизи»). Иногда они сходятся у него в одном кино: как было, например, в «Джеки» — фильме про вдову президента США Джона Ф.Кеннеди или вот в «Спенсер». При этом, если в «Джеки» действие еще развивалась по законам классической драматургии (Жаклин Кеннеди в исполнении Натали Портман была озабочена сохранением наследия мужа, поэтому нарекла период его правления «Камелотом» — в честь его любимого мюзикла), то в «Спенсер» Ларраин использует уже приемы не драмы, а постдрамы. Это перформативное зрелище, которое ближе к современному театру, чем к голливудскому кино. За два часа в фильме ничего толком не произойдет, зато мы глубоко погрузимся в мир принцессы Дианы, хотя играющая ее Кристен Стюарт больше похожа не на леди Ди, а на актрису Кейт МакКиннон. Нечто подобное Ларраин уже делал в «Эме», когда жертвовал сторителлингом в угоду чувственному экспириенсу. В «Спенсер» его творческий метод достигает апогея. Вы вряд ли запомните, какая сцена тут следует за какой, зато точно запомните Стюарт, отчаянно сжимающую бильярдный шар. Стюарт, бегущую по коридорам дворца и представляющую себя Анной Болейн. Или Стюарт, раскинувшую руки, как фазан крылья. Это режиссура, целиком и полностью направленная внутрь главной героини, поэтому так важна тягучая атмосфера, которая ее окружает. В создании этой атмосферы Ларраину помогает не только выдающаяся операторская работа Клер Матон, но и саундтрек гитариста Radiohead Джонни Гринвуда: его тревожные скрипка и саксофон. «Спенсер» — фильм-состояние, фильм-переживание, не стоит здесь искать каких-то неожиданных сюжетных изгибов, хотя пару раз картина все же заходит на зыбкую шьямалановскую почву, когда не понятно, что реально, а что — нет. И несмотря на то, что формально лента заканчивается хэппи-эндом, от нее все равно остается привкус горечи во рту, какой обычно бывает после тошноты.
Шестьдесят лет назад на экраны вышла «Вестсайдская история» Роберта Уайза — экранизация бродвейского мюзикла на стихи Стивена Сондхайма, с музыкой Леонарда Бернстайна и хореографией Джерома Роббинса, который выступил сорежиссером фильма. На «Оскаре» картина собрала десять статуэток: настоящий триумф, больше (11) только у «Бен-Гура» (1959), «Титаника» (1997) и третьей части «Властелина Колец» (2003). Но то, что круто выглядело в середине XX века, не всегда хорошо проходит проверку временем. При пересмотре становится очевидно, что оригинал во многих аспектах морально устарел — в том числе в плане национальной репрезентации. По сюжету, представляющему собой интерпретацию истории Ромео и Джульетты, вместо враждующих семей Монтекки и Капулетти фигурируют вестсайдские банды: белые «Ракеты» (ее костяк составляют поляки с итальянцами) и пуэрториканские «Акулы». Так вот, в фильме Уайза практически не было настоящих пуэрториканцев, кроме актрисы Риты Морено, которая сыграла возлюбленную главаря «Акул». В основном это были загримированные под латиноамериканцев артисты — даже исполнительница главной роли, актриса российско-украинского происхождения Натали Вуд. Исправить это недоразумение взялся Стивен Спилберг, когда решил снять ремейк. Но у великого режиссера не только получилось восстановить историческую справедливость, но и поставить по-настоящему грандиозное кино.
Спилберг оставил центральный конфликт без изменений, но внес в сюжет ряд концептуальных поправок. Если оригинал начинается с потрясающего и ставшего хрестоматийным вида Манхэттена, то ремейк — с панорамы вестсайдских трущоб, отправленных под снос (на их месте потом построят «Линкольн-центр»), то есть буквально на руинах американской мечты. И пуэрториканцы, и белые воюют за территорию, которая им, по сути, не принадлежит: скоро всех приезжих все равно выселят. На фоне этой «междоусобной войны» разворачивается история любви поляка Тони (Энсел Элгорт) из «Ракет» и сестры главаря «Акул» — Марии (Рейчел Зеглер). При этом Тони (то есть Антон) у Спилберга не невинный юноша, как у Уайза, а отсидевший в тюрьме преступник, который после того, как чуть было до смерти не избил пуэрториканца, решил исключить из своей жизни насилие. Какие еще изменения сразу бросаются в глаза? Если у Уайза хореография была академического толка, то у Спилберга она более жесткая и тяготеет к стрит-дансу (постановкой танцев в ремейке занимался Джастин Пек). Если у Уайза было больше театральных декораций, то у Спилберга — живой натуры (прием, который придает условному жанра мюзикла изрядную долю гиперреализма). Но главные изменения коснулись фем-репрезентации. И дело не только в том, что в ремейке владелицу аптеки сыграла Рита Морено из оригинальной картины, тем самым осуществив связь времен, а в том, что у Спилберга женские героини и гендерно-флюидная пацанка из «Ракет» получились намного ярче и интереснее, чем у Уайза. Впрочем, и мужские персонажи тоже. Заострив расовый конфликт, несколько изменив подтекст и сделав героев более выпуклыми, Спилберг заставил историю 1957 года (а действие принципиально не было перенесено в наши дни) заиграть новыми красками. Если и снимать ремейки, то только так: чтобы они были круче оригинала.
Пару лет назад автобиографическая мелодрама «Сувенир: Часть 1» Джоанны Хогг, в которой постановщица реконструировала свою юность в Британии 1980-х, взяла Гран-при кинофестиваля «Сандэнс», при этом сразу было объявлено, что будет сиквел, премьера которого в этом году прошла в Каннах. Там фильм, впрочем, удостоился только премии пальмовой собаки, так называемой Palm Dog, которую дают лучшей собаке смотра. Вроде бы несерьезная награда, но до этого ее получали такие серьезные картины, как «Догвиль» Ларса фон Триера, «Артист» Мишеля Хазанавичуса и «Однажды… в Голливуде» Квентина Тарантино. Оказаться в такой компании лестно; впрочем, «Сувенир» это право заслужил, ведь это крайне нетривиальное кино, которое при незамысловатом содержании подкупает довольно замысловатой формой. Ее суть сводится к формуле «кино как срез обыденной жизни». У фильма настолько расслабленная драматургия, что может показаться, что в нем (особенно в первой части) ничего не происходит, но это, конечно, обманчивое впечатление. Происходит много всего — особенно в душе главной героини, альтер эго Хогг, которую зовут Джули, а играет ее Хонор Суинтон Берн — дочка Тильды Суинтон. По сюжету она выросла в богатой семье (ее мать играет Тильда Суинтон, которая работает с Хогг еще с ее выпускной работы), учится режиссуре в киновузе и хочет поставить фильм про тяжелую жизнь в доках Сандерленда — то есть про то, в чем совершенно не разбирается. Однако вскоре ее планам предстоит измениться: она влюбится в героинщика из МИДа (Том Берк), а тот скончается от передозировки и разобьет ей сердце.
Название дилогии «Сувенир» отсылает нас к картине Жан-Оноре Фрагонара, на которой изображена дама, выцарапывающая на стволе дерева инициалы возлюбленного. То же самое, только на кинопленке, сделает и Джули. Если в первой части история строилась вокруг того, что девушка осознавала, что надо рассказывать про то, что близко лично тебе, про то, в чем ты хорошо разбираешься, то в сиквеле главная героиня уже приступает непосредственно к съемкам, пытаясь справиться с душевной травмой с помощью кино. И тут Хогг заходит на территорию какого-то тотального метаискусства: мы смотрим, как она снимает кино про Джули, которая тоже снимает кино. А чтобы и этого никому не показалось мало, в финале второй «Сувенир» пробьет еще и четвертую стену. Здесь сразу надо оговориться, что почти в любом искусстве, рассказывающем про искусство, изначально заложен брехтовский эффект отчуждения: мы прекрасно знаем, что все происходит понарошку, поэтому между героями и зрителями выстраивается дистанция, из-за которой бывает достаточно сложно проникнуться сопереживанием к персонажам. Но не в случае «Сувенира». Несмотря на то что Хогг ни на секунду не дает забыть, что весь ее фильм — постмодернистский реэнактмент, метареконструкция, картина дышит подлинными эмоциями. В первую очередь благодаря чувствительной игре Хонор Суинтон Берн, которой единственной было позволено импровизировать, в то время как все остальные артисты строго придерживались сценария. Вообще, у Суинтон Берн никакого сценария не было, зато были личные дневники, заметки, фотографии и наброски ранних проектов Хогг, которые помогли ей вжиться в роль. Погрузиться в эмоциональное состояние постановщицы, которая еще искала себя. Сила «Сувенира» не только в его интимной, очень доверительной интонации, не только в оптике (это тот самый female gaze, «женский взгляд», который мы заслужили), а в том, что он играет не по правилам, выбивает почву из-под ног и личным примером доказывает, что в искусстве не существует никаких правил. Кино нельзя снимать по методичке. Это интуитивный порыв, всегда направленный изнутри. Можно научиться ставить свет на площадке и разводить мизансцены — грубо говоря, можно освоить ремесло, но невозможно научить создавать искусство. А еще любое искусство — это всегда глубоко личное высказывание, поэтому о доках Сандерленда пусть лучше снимает тот, кто вырос в них, а о романе с героинщиком — тот, кто его пережил.
Крис (Вики Крипс) и Тони (Тим Рот) — пара американских сценаристов, прибывающих в резиденцию Ингмара Бергмана — на остров Форе. Крис — жизнерадостная девушка, которая немного завидует мужу в том, что он более успешен. В то время как она написала в блокнотике всего пару будущих сцен, Тони уже почти что завершил сценарий, на полях которого он рисует сцены БДСМ-секса. На Форе они изучают дом Бергмана, смотрят его хиты в маленьком приватном кинотеатре, посещают аттракцион «Бергман-сафари» — путешествие по памятным местам на желтом автобусе. Крис, похоже, ничего не знает о великом режиссере, поскольку удивляется даже тому факту, что у автора было девять детей от пяти разных женщин. Но с восторгом произносит: «Я хотела бы, чтобы у меня было девять детей от пяти разных мужчин!» Дома они оставили маленькую дочку, по которой Крис скучает.
Начнем с того, что соратница Оливье Ассайяса (и некогда его гражданская жена) Хансен-Лев совсем не претендует на лавры знатока Бергмана. Она не пытается проникнуть как вглубь его биографии, так и вглубь его специфических фильмов и режиссерского метода. Кроме этого, «Остров Бергмана» — это фильм в фильме. В середине картины появляется вымышленная героиня Эми (Миа Васиковска), у которой собственная история любви. Две сюжетных линии объединяет то, что обе они происходят на Форе. Хансен-Лев мастерски миксует нарративы, будучи озабоченной в различных мелочах: как показать знакомый всем пишущим людям «райтерз-блок», как изобразить, что Тони — довольно закрытая для жены персона, а также как обозначить небольшие трещинки, которые возникают в браке между людьми одинаковой профессии. Местами это похоже на Хон Сан Су, местами — на тихое кино Ангелы Шанелек. В фильме есть красочные кадры библиотеки Бергмана, танцы и песни под американские хиты, Миа Васиковска с обнаженной грудью. Это не совсем то, чего синефилы ждут от фильма с таким претенциозным названием, но свое маленькое место на полке у фанатов Бергмана фильм должен занять.
Начало 1990-х. Проживающий в Нью-Йорке начинающий и чрезвычайно талантливый композитор Джонатан Ларсон (Эндрю Гарфилд) одержим двумя вещами: своим грядущим 35-летием («Часики тикают, в 27 лет Стивен Сондхайм уже написал «Вестсайдскую историю»!) и идеей поставить на Бродвее мюзикл «Супербия» на сюжет романа Джорджа Оруэлла «1984». Одержим настолько, что не замечает свою девушку (Александра Шипп) и умирающего от СПИДа лучшего друга (Робин де Хесус). По сценарию прославленного бродвейского постановщика Лин-Мануэля Миранды («Гамильтон») в этом году уже вышли мюзикл «На высоте мечты» (см. ниже) и диснеевский мультфильм «Энканто», а еще у него состоялась премьера второй кинорежиссерской работы «Тик-так... БУМ!». В фильме все строится вокруг обратного отсчета, а Эндрю Гарфилд играет на разрыв (так что вполне возможно, что в следующем году ему дадут «Оскар»). Несмотря на веселый настрой, это очень трагичная история. Особый трагизм ей придает тот факт, что она основана на реальных событиях. Ларсон — молодой самородок, который пришел-таки к успеху, но умер в 1996 году от аневризмы аорты перед премьерой своего новаторского мюзикла «Богема» по мотивам оперы Джакомо Пуччини. На что похож «Тик-так... БУМ!»? В первую очередь, конечно, на «Ла-Ла Ленд», за тем важным исключением, что тут больше запоминающихся музыкальных номеров, чем в мамлбкор-мюзикле Дэмиена Шазелла (чего только стоит эпизод в бассейне!). Это снова история про мечтателей, но имеющая еще более горький привкус — Нью-Йорк не менее жесток к молодым дарованиям, чем Лос-Анджелес.
Самая примечательная роль Уилла Смита за долгое время. В фильме Рейнальдо Маркуса Грина («Монстры и люди») он сыграл Ричарда Уилльямса — требовательного, если не сказать жесткого отца знаменитых теннисисток Венус и Серены Уилльямс (Санийя Сидни и Деми Синглтон), который через нищету привел девочек к спортивному Олимпу. Фильм идет два с половиной часа и представляет собой целую мешанину жанров: тут и спортивный байопик, и семейная драма, и чувственная мелодрама. Что-то в картине обозначено пунктирно, что-то рассказано подробно, какие-то факты явно поданы в пользу Ричарда Уилльямса — несмотря на то, что в ленте он и так не показан милым человеком, есть ощущение, что в жизни он был еще жестче. Но Смит находит оправдания своему герою, рисуя неоднозначный, но притягательный психологический портрет не просто человека, а личности (особенно удались его совместные сцены с не менее блистательным Джоном Бернталем («Каратель»), который играет тренера девочек). Видно, что для Смита этот фильм тоже что-то личное: в «Короле Ричарде» он выступил еще и продюсером. Теннис — захватывающий и один из самых эмоциональных видов спорта. Рейнальдо Маркус Грин снимает матчи так, что не оторваться. А персонаж Уилла Смита постоянно напоминает своим дочерям (и нам, зрителям), что мы здесь собрались исключительно ради удовольствия. И «Король Ричард» дарит его с лихвой.
Вэйланд (Пабло Шрайбер, «Прослушка» и «Американские боги») выходит из тюрьмы после 15-летней отсидки за торговлю наркотиками и возвращается к своей школьной подружке Долорес (Джина Мэлоун), которая теперь, как она сама говорит, идет в комплекте с тремя детьми: половозрелой девочкой, темнокожим подростком и гендерно-флюидным мальчиком, который штанам предпочитает платья. Вэйланд не уверен, что сможет заменить им отца, денег катастрофически не хватает, к тому же Долорес так настойчиво хочет перебраться в Лос-Анджелес, что мужчина от безнадеги снова начинает приторговывать. Вроде бы ничего особенного, вроде бы все это уже было видено по миллиону раз, но когда с драматургией порядок, а все сюжетные элементы лежат на своих местах, кино начинает работать: в частности, эта картина работает и как грустная мелодрама про white trash, «белое отребье», и как семейная драма про людей, чья близость определяется не кровными, а куда более серьезными узами. Лорелея — имя русалки, и Мэлоун здесь выглядит чистой Ариэль, ее постоянно тянет в воду, в бассейн или к океану, однако главным героем режиссерка Сабрина Дойл (надо запомнить эту фамилию) делает все же не ее, а Шрайбера — и этот внимательный к классической, растерянной маскулинности женский взгляд дает любопытный эффект. Здесь на ногах стоять учится не русалочка, а взрослый мужчина, бегущий от ответственности, но в финале понимающий: он ничего не может с собой поделать, эта семья уже стала для него родной.
«Назад в будущее» без машины времени и вообще каких-либо спецэффектов. После смерти бабушки маленькая, но не по годам развития Нелли (Жозефина Санс) вместе с мамой и папой (Нина Мерисс и Стефан Варюпенн) отправляется в ее дом, чтобы подготовить его для продажи. Неожиданно мама куда-то уезжает, а Нелли встречает в лесу девочку Марион (Габриель Санс), как две капли воды похожую на нее, и вступает на территорию сумеречной зоны. Надо ли говорить, что Марион окажется мамой Нелли в детстве? Наверное, нет. В фильме француженки Селин Сьямма («Портрет девушки в огне») не бог весть какая интрига, и, в отличие от того же «Назад в будущее», он повествует не про то, как изменить жизнь родителей, а о том, как лучше понять них. Это кино сложно назвать ужастиком, хотя в какие-то моменты оно пугает, когда, например, умненькие девочки (сестры-близняшки) начинают играть в гендерно-флюидные игры и задаваться слишком взрослыми для их возраста вопросами. А вообще это очень авторская, очень чувственная, по-настоящему штучная и где-то по-осеннему меланхоличная акварельная зарисовка, идущая чуть больше часа и позволяющая за столь короткий срок интенсивно пережить целый спектр эмоций, связанных с собственным детством.
Фильм открытия 78-й Венецианского кинофестиваля. Дженис (Пенелопа Крус) — успешный фотограф, эмансипированная женщина и очень любящая свою землю испанка, которая ищет прах прадеда. Поэтому она одержима идеей провести эксгумацию останков из безымянных могил под родной деревней, чтобы специалисты смогли по ДНК идентифицировать тех, кого убили фалангисты. С этим ей помогает обаятельный и вполне приличный, жаль только, что женатый Артуро (Исраэль Элехальде). Роман мужчины и женщины приводит к тому, что Дженис оказывается в роддоме в фактическом статусе матери-одиночки и там знакомится с Аной (Милена Смит) — растерянным подростком. Той неоткуда ждать помощи, ее родительница Тереза (Айтана Санчес-Хихон) слишком занята собой и игрой в театре, чтобы помогать в воспитании внучки (которая еще и была зачата в результате очень некрасивой истории). Обстоятельства в этой истории сложатся так, что ДНК-тест понадобится задолго до того, как те самые захоронения вскроют… Испанский классик Педро Альмодовар складывает из этой истории тихую, тягучую притчу о материнстве и продолжении рода, возвращаясь от удивительных, изменивших палитру его фильмов «Боли и славы» и «Человеческого голоса» к привычным творческим решениям. Здесь его любимые актрисы, в том числе несравненная Росси де Пальма, здесь его любимая тема — Женщина, и вообще все, за что его любят и ненавидят уже столько лет.
Участник венецианского конкурса (где он, впрочем, получил только «квир-льва»), второй фильм живущей в Америке (с Брейди Корбетом) норвежки Моны Фастволль. Дело происходит в середине XIX века на американском северо-востоке. Персонажа, в общем, четыре, две живущие по соседству пары фермеров: Кэтрин Уотерстон замужем за Кейси Аффлеком (у них от дифтерии умерла дочка), Ванесса Кирби — за Кристофером Эбботтом. Аффлек холодный и печальный, Эбботт — вообще тиран, и на этом фоне у Уотерстон и Кирби начинается роман. Это фильм неброско живописный и чрезвычайно литературный: сценарий сочинили два пожилых писателя по рассказу одного из них. Всю дорогу в лесной тишине мы слушаем закадровый голос героини Уотерстон, ведущей дневник, героиня Кирби пытается сочинять стихи, они обмениваются письмами и даже устно предпочитают общаться сложноподчиненными предложениями. Поиск синонимов, поиск слов и смыслов оказывается в одном ряду с поиском любви, дефицит которой остро ощущается в обоих домах. По большому счету, это вообще не лесбийский фильм (хотя, несомненно, женский): он про чувства против рутины, против удушающе незыблемых жизненных обстоятельств, против снега, против истории. Несмотря на конъюнктуру, «Мир» — слишком тихое, умное и, наверное, бесстрастное кино, чтобы привлечь такое же внимание, как, скажем, куда менее талантливый «Портрет девушки в огне», но оно забирается под кожу и не спешит оттуда вылезать.
Кто бы мог подумать, что великий нидерландский и голливудский режиссер-провокатор Пол Верхувен в 2021 году все еще способен кого-нибудь возмутить? Возмутились, разумеется, российские чиновники, которые не дали его новому фильму «Искушение» прокатное удостоверение. Из-за того, что, дескать, главная героиня картины — монахиня Бенедетта (Виржини Эфира) — в Италии XVII века вступает в лесбийскую связь с другой послушницей монастыря (Дафна Патакия), а в своих видениях видит Иисуса Христа, больше похожего на последнего героя боевика. В общем, то, что в Европе считается сущим анахронизмом, в России все еще выглядит провокацией и оскорблением чувств верующих — ну что же, антиклерикальное послание Верхувена достигло своего послания в такой пуританской стране, как наша. И пусть это не лучший фильм мастера, в режиссере все еще столько огня, сатиры и иронии, что трудно не поддаться искушению и не посмотреть его ленту еще раз, и еще, и еще.
1950-е, теплый Лос-Анджелес бросает в жар: Люсиль Болл (Николь Кидман) — суперзвезду ситкома «Я люблю Люси» — подозревают в симпатиях коммунистической идее. Машинерия маккартизма потихоньку запускает жернова, а сама актриса разбирается с мужем — партером по шоу Дези Арназом (Хавьер Бардем), который, как пишут в газетах, ей неверен. Вдобавок нужно презентовать продюсерам и спонсорам, что она беременна, и репетировать эпизод, в котором что-то категорически не так, — а в пятницу съемки перед залом на 200 человек (чтобы в понедельник увидела вся страна). Да, непростая неделька. Вряд ли большой секрет, что сценарист и четыре года как режиссер Аарон Соркин — человек из телевизора: не только автор, завоевавший славу сериалами «Западное крыло» и «Служба новостей», но и фанат искусства, распространяемого (в благословенные годы) при помощи электронно-лучевой трубки. История Америки для него тоже не пустой звук: Соркин писал «Социальную сеть», «Стива Джобса», «Суд над чикагской семеркой» — и тут пасьянс сходится по всем фронтам. Если «Служба…» была одой честной журналистике, а «Суд…» — репортажной правозащитной пьесой о 1960-х, то новый режиссерский проект — почти рождественская сказка про главный ситком 1950-х, который делал счастливыми порядка 40 миллионов американцев каждый понедельник. Комедия, заставлявшая людей дружно (или в одиночестве) полчаса сидеть у телевизора, дарила это самое ощущение дома, которое так отчаянно ищут герои: кубинский мигрант Арназ, столкнувшийся с «красной угрозой» и побывавший на фронте, и Болл, мечтающая о семье, как бывает только в фильмах. Успех здесь не панацея от разочарования, формат байопика — не оберег от лжи или аберраций памяти: кажется, современники, пересказывающие «ту самую неделю», выдумывают немного своих Люсиль и Дези. И все равно «Быть Рикардо» — вкупе с редкой выразительности и человечности перформансом Кидман — оставляет поистине новогоднее ощущение. Легко не будет, а как — узнаем в следующей серии.
Они были такой красивой парой: он — остроумный стендапер по имени (только не смейтесь) Генри МакГенри (Адам Драйвер), она — оперная дива по имени Энн (Марион Котийяр), от нежного голоса которой готов был содрогнуться зрительный зал. Вскоре у них еще родилась дочка Аннетт — и на этом семейная идиллия закончилась. Переживающий творческий кризис Генри стал склочным и злым, а лодка любви разбилась о назойливый быт — в прямом смысле: путешествие на яхте стало для семьи роковым. Больше всего в фильме живого французского классика Леоса Каракса («Дурная кровь», «Любовники с Нового моста», «Пола Икс», «Корпорация „Святые моторы“») поражают лобовые метафоры: скажем, малышка Аннетт предстает в виде деревянной куклы, девочки-Пиноккио, потому что... ну, потому что Генри не видит в ней ребенка, живого человека, а видит игрушку. Или то, что цвет Энн и Аннетт — огненно-, витально-рыжий, а Генри — мертвенно-зеленый (увлечение разными его оттенками в фильме вообще приобретает какой-то нездоровый вид). Все это, конечно, можно списать на условности жанра мюзикл, который у Каракса прорывался в антракте еще в «Святых моторах», если бы на протяжении 2,5 часа эти метафоры не приобретали какой-то почти садомазохистский оттенок. Сказать, что «Аннетт» — душный фильм, — значит не сказать ничего. Недавно у Дудя телеведущий Александр Гордон всем напомнил, что искусство — это либо проповедь, либо исповедь. Так вот, «Аннетт», конечно, очень личная, сокровенная исповедь, снятая за 15,5 млн долларов, что может позволить себе не каждый режиссер. Для понимания этой картины, как ни для какой другой, важен контекст, ведь в образе Генри режиссер в аллегорической форме вывел себя, его жены — свою погибшую супругу, актрису Екатерину Голубеву, а дочки — собственную дочь Настю, которой и посвящен этот фильм.
Как и в «Малкольме и Мари» Сэма Левинсона, режиссер выходит на авансцену и увлеченно начинает хлестать себя кожаной плетью — зрелище, надо сказать, душераздирающее, но вместе с тем и малоприятное, как и любой сеанс творческого эксгибиционизма. «Аннетт» — круто поставленное кино (Каракс — хороший режиссер, с чего бы ему снимать плохо?), но одновременно это невероятно злой мюзикл, в котором режиссер как бы не щадит себя, но именно «как бы». Он стремится показать, насколько жалок и ужасен Генри, но при этом берет на его роль обаятельнейшего Адама Драйвера — и вот его альтер эго выглядит уже не так ужасно (если режиссер хотел добиться другого эффекта, тогда сыграл бы сам, а не гримировал в финале Драйвера под себя). Он выводит героиню Котийяр как несчастную жертву, но при этом прочно задвигает ее даже не на второй, а на третий план, потому что... ну, потому что это сугубо мужская исповедь, женскому голосу тут не место. В довершение ко всему он наделяет Генри чертами серийного убийцы (учитывая то, что персонажа Драйвера зовут так же, как главного героя самого страшного фильма на свете «Генри: портрет серийного убийцы», такое совпадение становится зловещим) — и это был бы оригинальный сюжетный ход, если бы Ларс фон Триер уже не провернул его несколько лет назад в «Доме, который построил Джек». Конечно, не случайно то, что режиссеры изображают свое альтер эго в виде (эго)маньяка, но, как и любой повтор, этот прием в «Аннетт» уже не производит должного впечатления. Поэтому только и остается, что смотреть на невыносимо печальное покаяние.
Главный итальянский режиссер современности Паоло Соррентино («Изумительный», «Великая красота») после сиквела «Молодого Папы» решил снять полуавтобиографическую историю про то, как он стал кинематографистом. В центре повествования — альтер эго Соррентино, подросток Фабьетто (Филиппо Скотти), который влюблен в двух людей: свою сногсшибательную тетю (Луиза Раньери) и великого аргентинского футболиста Диего Армандо Марадону, который со дня на день должен перейти в клуб «Наполи» из его родного города. Именно желание попасть на матч с Марадоной спасет Фабьетто от гибели, в то время как его родители (Тони Сервилло и Тереза Сапонанджело) погибнут. Как скажет один из друзей семьи, юношу спасла «рука Бога» (по аналогии с самым известным голом Марадоны). Давно известно, что футбол в Италии — это религия, а у Соррентино — фантастическое самомнение (что «Рука Бога» только подтверждает). Его новая картина — снова великая красота. Соррентино виртуозно выстраивает многолюдные мизансцены (семейные посиделки выглядят не постановкой, а сценами, подсмотренными в режиме реального времени), снимает на широкоугольный объектив, так что в кадр влезают не только главные герои, но и кипящая вокруг них жизнь. Однако во всем этом много не только красоты, но и самолюбования: в финале «Рука Бога» вообще превращается в нарциссический портрет а-ля «8 1/2» — и трудно избавиться от ощущения, что модернистский метод Соррентино в наше метамодернистское время выглядит дико устаревшим.
Последние десять лет (после жутко недооцененной картины «Сердца бумеранг») замечательный российско-грузинский режиссер Николай Хомерики («977», «Сказка про темноту») только и делал, что снимал безликий коммерческий мейнстрим: «Ледокол», «Селфи», «Девятая», «Белый снег» — вот это все. Так что можно сказать, что «Море волнуется раз» — это его полноценный камбэк в мир авторского кино. Причем, невероятно удачный. За прошедшее время Хомерики не растерял ни своего остроумия, ни таланта. Его новый фильм начинается с того, что двое молодых возлюбленных — Саша (Ольга Бодрова) и Коля (Валерий Степанов) — отправляются в загородный дом, а в итоге оказываются в настоящем Эдемском саду, где примеряют на себя роли Адама и Евы и встречают взрослые версии самих себя (Юлия Ауг и Андрей Смоляков). А еще Саше постоянно снятся сны о всемирном потопе, и это тоже явно что-то означает. Например, метафору надвигающегося конца света, ведь фильм снимался во время самоизоляции. Но вообще эта метафизическая картина, наполненная библейскими аллегориями, оставляет широкий простор для интерпретаций, но одно можно утверждать с уверенностью: «Море волнуется раз» настолько обезоруживающе нежное кино, что под конец фильма бесповоротно влюбляешься в его героев — особенно в Сашу, сыгранную дочкой Сергея Бодрова-младшего. Вообще, несмотря на то, что лента поделена на две части и длится больше двух часов, а все действие строится исключительно на диалогах, написанных известным «театр-доковским» драматургом Александром Родионовым, картина нисколько не выглядит затянутой. В первую очередь — благодаря изобретательной, по-настоящему виртуозной операторской работе Николая Желудовича, который в четырех стенах умеет снимать так, что вокруг персонажей создается целый мир. А главное свойство этого мира, тихого места и потерянного рая, заключается в том, что в нем хочется задержаться чуточку подольше.
Америка, 1920-е. Темнокожая девушка из Гарлема по имени Ирен (Тесса Томпсон) осмеливается спрятаться от жары в дорогом отеле в центре Нью-Йорка — и вдруг натыкается на свою подругу Клэр (Рут Негга). Но у той теперь бледная кожа и манеры белой аристократки. Клэр — из тех афроамериканок, что предпочитают скрывать свою расу. В английском это называется passing — притворство другим, отрицание своей идентичности в попытке стать причастным к иной социальной группе. О том, что Клэр тоже из Гарлема, не знает даже ее муж — делец и расист, с омерзительной достоверностью сыгранный Александером Скарсгордом. У Клэр тоже есть муж — всеми любимый доктор Брайан (Андре Холланд из «Лунного света» и «Бара „Эдди“» Дэмиена Шазелла), который и сам борется с интернализированным расизмом. Но встреться эти девушки на сто лет позже, и мужья им были бы не нужны. «Идентичность» — невыразимо прекрасный черно-белый режиссерский дебют актрисы Ребекки Холл, каждый кадр которого дышит каким‑то спокойным человеческим достоинством и тихим благородством. Похожие ощущения испытываешь, разве что когда смотришь «Лунный свет», «Если Бил-стрит могла бы заговорить» и «Подземную железную дорогу» Барри Дженкинса. Но инструменты Дженкинса — живопись и опера, музыка и краски, экспрессия и гром. «Идентичность» же похожа на черно-белый фотоальбом: соотношение сторон кадра — 4 к 3, каждая сцена выверена до миллиметра, а актеры то и дело застывают в резких позах, подчеркивающих то, как ранит их жизнь под прикрытием. Ну, и последний аргумент, чтобы вы не пропустили этот сдержанный шедевр: его премьера случилась на «Сандэнсе».
Бразильское «Розовое облако» — кино безнадеги. Однажды на небе по всему миру появились розовые облака — как вскоре выяснилось, состоящие из ядовитого газа, смертельного для человека. Власти объявили временный локдаун, который в одной квартире вынуждены переживать случайные знакомые Джованна (Рената де Лелис) и Яго (Эдуардо Мендонса). «Розовое облако» может стать для зрителей настоящей травмой — повторным переживанием того, что происходило прошлой весной и летом во время принудительной самоизоляции. Но создатели этого фильма (который, несмотря на все невероятные совпадения, сняли еще до того, как мир узнал про коронавирус) строят более далекие прогнозы: а что было бы с людьми, если бы локдаун так никогда и не закончился?
Локдаун застал Пэкстона (Чиветель Эджофор) и Линду (Энн Хэтэуэй) в самый разгар разрыва их отношений, так что, вместо того чтобы разбежаться, бывшие возлюбленные теперь вынуждены сосуществовать под одной крышей еще непонятно сколько времени. Пока Пэкстон медленно сходит с ума (не только от карантина, но и от кризиса среднего возраста и жизни, полетевшей под откос), Линда, работающая в крупной корпорации, но в тайне мечтающая стать художницей, оказывается вынуждена увольнять сотрудников, что ей, конечно, не нравится. Видно, что обоих героев тяготит их жизнь, но проблема состоит в том, что они не знают, как ее изменить. Случай представится сам собой. Как только мы уже приготовились смотреть «романтическую комедию на удаленке» с непременным скайпом и зумом, сокращенному на работе и судимому Пэкстону предлагают под прикрытием и издевательским псевдонимом Эдгар Аллан По вернуться в B2B-компанию, занимающуюся доставкой, а Линде поручают забрать бриллиант стоимостью в 3 000 000 фунтов из знаменитого универмага Harrods, чтобы отправить его какому-то «влиятельному маньяку» (предположительно Трампу). Немного подумав, парочка решает объединить усилия и похитить бриллиант (а поскольку они все же «хорошие люди», треть суммы, то есть миллион фунтов стерлингов, — отдать Минздраву). В итоге нас ожидает один из самых необычных фильмов-ограблений в истории кино.
Съемки картины заняли всего 18 дней, сцены в скайпе и зуме были сняты в режиме реального времени, а звездные актеры (Бен Кингсли, Бен Стиллер, Марк Гатисс, Минди Калинг и Клас Банг) появились на экране в домашней одежде и в окружении своих семей. Исключение составил только настоящий ежик по имени Соник. Со стороны кажется, что 180-страничный сценарий Стивена Найта («Острые козырьки», «Лок», «Табу») написан на спор (и так оно и есть). Это очень расслабленное кино — видно, что актеры где-то импровизируют (объясняется это тем, что некоторые реплики они читали с расклеенных по съемочной площадке листочков, так как не успели их заучить), а где-то, как Энн (простите, Энни) Хэтэуэй, переигрывают. Фильм несколько затянут (действие начинается за полчаса до финала), и импровизаций уж точно могло бы быть поменьше, но в любом случае это занятный стилистический эксперимент: до этого с таким же нахальством фильм-ограбление с мелодрамой женила разве что «Афера Томаса Крауна». Впрочем, Дагу Лайману не привыкать экспериментировать с жанрами.
И хотя «Локдаун» не такая грандиозная работа, как, скажем, «Сексуальная тварь» Джонатана Глейзера (совершившая прорыв в жанре криминального триллера), у Лаймана тоже есть свои находки. Например, когда Пэкстон и Линда идут на дело, они надевают маски, но на это никто не обращает внимания, потому что по законам ковидного времени все в масках. Или, например, само ограбление, во время которого парочка, оказавшись в замкнутом помещении, начинает не грабить, а делиться самым сокровенным. Или чего стоят бесконечные шутки по поводу Эдгара Аллана По, ведь никто не догоняет, что Пэкстон представляется именем великого американского писателя и поэта. Каркнул ворон: «Не вернуть!» Действительно, Пэкстон и Линда не собираются возвращать награбленное, а хотят обвести вокруг пальца корпорацию, начать жизнь заново и чуточку веселее провести время на карантине — и кто из нас, переживших локдаун, их в этом осудит?
Панк-рокер и драгдилер Саймон (Кайл Голлнер) после неудачной интрижки с матерью случайной знакомой и поджога ее лужайки спасается от полиции. Этот побег заносит его в дом застенчивой, неуклюжей и всеми помыкаемой Пэтти (Эмили Скеггс). Девушка без ума от солиста любимой группы, но не знает, что это Саймон, потому что тот выступает в балаклаве.
Свой фильм Адам Ремайер создал из двух набросков более чем 10-летней давности — рассказов про музыканта, зарабатывающего на записи участием в медэкспериментах, и про семью из американской глубинки. По одиночке истории не работали, и Ремайер решил их объединить. Основой для образов главных героев стали персонажи «Добро пожаловать в кукольный дом» и «Наполеона Динамита». Впрочем, здесь есть множество отсылок и к другим подростковым комедиям 90-х. Как тут не вспомнить, например, «10 причин моей ненависти» (ох уж эта сцена с поднятой майкой на стадионе и наивные девичьи стихи, от которых мурашки по коже). Зрителя также ждет обилие резких высказываний, подчеркнутого нигилизма, а также неаппетитных и отталкивающих моментов, часть из которых напрямую связана с едой — у семейных обедов здесь отдельная важная функция. Но уже на середине фильма станет понятно, что «Обед в Америке» — нежнейшая романтическая комедия про то, как два одиноких человека обретают друг друга, про борьбу за свою личность и музыку (за нее стоит сказать спасибо Джону Суихарту). Голлнер и Скеггс настолько яркие и самобытные в своих образах, а химия между ними настолько трогательна, что историю любви неудачливых Сида и Нэнси по праву можно отнести к разряду культовых комедий.
А вот мелодрама для тех, кто тоскует по временам «Реальной любви», то есть для иксеров и миллениалов. Главная героиня, колумнистка Натали (Нина Добрев), страдает от одиночества и, как и Керри Брэдшоу из «Секса в большом городе» (а теперь и из «И просто так»), ведет колонку про свидания, секс и отношения. И вот, когда Натали думает, что уже не найдет свою вторую половинку, в дейтинг-приложении она знакомится с парнем мечты — этническим китайцем Джошем (Даррен Барнет) из деревни Лейк-Плэсид. Девушка вкрашивается настолько, что на Рождество решает дернуть к бойфренду по переписке в гости, однако оказывается, что настоящий Джош (Джимми О.Ян) выглядит несколько иначе, чем на фото. В своем роде это идеальная новогодняя романтическая комедия — страшно обаятельная и невероятно смешная. В фильме очень-очень много приколов. Одна из главных шуток, например, строится вокруг спора, является ли «Крепкий орешек» рождественским фильмом, а оригинальное название картины «Неуловимый аромат любви» («Love Hard») как раз обыгрывает оригинальное название боевика с Брюсом Уиллисом — «Die Hard». В общем, реальная любовь все так же реальна, но вместе с тем и современна: авторы фильма не забывают расставить соответствующие духу времени этические флажки (в частности, деконструкции подвергается рождественская песня «Baby It’s Cold Outside», которая для молодого поколения звучит слишком абьюзивно).
Себастьян Стэн играет американского экспата, застрявшего в Афинах: музыкант-неудачник, он живет в квартире покойной бабушки друга, ставит диско на вечеринках и за семь лет не выучил ни слова по-гречески. И вот у него начинается роман с соотечественницей (большеглазая ирландка Дениза Го), которая юрист, но тоже не дура повеселиться и тоже несколько растеряна. От такого фильма, где много секса, музыки, смешных греков в майках, все время ожидаешь, что кто‑то из героев либо разобьется на мотоцикле, либо заболеет раком, и спасибо режиссеру Пападимитропулосу (автору равно поучительного «Загара») уже за то, что этого не происходит. Он все равно, конечно, ведет к тому, что, мол, пятницы пятницами, но и понедельник наступает, и пора взяться за ум, — но аккуратно, без выкручивания рук. Получилась такая кисло-сладкая сказка про любовь инфантильных сорокалетних — с неброским региональным колоритом, порой неловкая, злоупотребляющая ромкомовскими штампами, но честная и чем‑то очень подкупающая.
У аутичной девушки по имени Мьюзик (Мэдди Зиглер) умирает бабушка, поэтому теперь ответственность за нее ложится на плечи старшей сводной сестры Зу (Кейт Хадсон) — алкоголички и наркоманки в завязке. Сначала Зу хочет сдать Мьюзик органам опеки, но постепенно привязывается к ней, как и к их соседу — внимательному к их бедам темнокожему тренеру по боксу Эбо (Лесли Одом-мл.). Полнометражный режиссерский дебют Сии. Отметим, что в мюзикл его превращают безумно красивые вокальные и хореографические номера, которые разыгрываются в воображении героини Мэдди Зиглер (игравшей, к слову, у Сии в нескольких клипах, в том числе в «Chandelier»), а Кейт Хадсон невероятно убедительна в роли завязавшей наркоманки (наверное, это одна из самых ее любопытных актерских работ за последнее время). В целом же это очень доброе, воодушевляющее кино, существующее на стыке сандэнсовской инди-драмы и мишель-гондриевских (или даже тарсем-сингховских) цветастых фантазий. Наверное, оно не вызвало бы столько критики в свой адрес, если бы не его этическая сторона. Сию сначала раскритиковали за то, что роль героини с аутизмом исполнила нейротипическая актриса, а затем за сцены, в которых девушку обездвиживают (это может привести к серьезным травмам или даже летальному исходу). Певица уже успела извиниться и пообещать, что снабдит картину дисклеймером и вырежет некоторые некорректные сцены из версии, предназначенной для общественной трансляции. Что же до художественной составляющей, то, как и любой дебют, «Мьюзик» — несовершенная работа, но снятая уверенной для дебютантки рукой. Все уже успели отметить, что фантазии Мьюзик выглядят как самодостаточные клипы, которые рвут визуальную ткань повествования, но, собственно, на то и был расчет режиссерки: то, как внутренний мир героини контрастирует с внешним. Контраст получился разительным и эффектным: этот прием не ослабляет внимания, которое в противном случае расползлось бы из-за скучной бытовой истории, виденной в кино миллион раз. А так у Сии получилась хрупкая, чувственная, запоминающаяся картина про трех очень разных людей, которые становятся семьей.
Ремейк (?), ребут (??), сиквел (???) культового молодежного ромкома, вышедшего в 1999-м — в лучший год в истории кино. Оригинал (вдохновленный «Пигмалионом») поставил Роберт Искоув — режиссер темнокожей «Золушки» с Бренди Норвуд. Учитывая то, что практически одновременно с «Это все он» на Amazon Prime вышла новая экранизация «Золушки» (см. ниже) с кубинкой в главной роли, можно предположить, что идеи в кино ходят кругами, а искусство циклично. Правда, в новой версии молодежной комедии (совершенно в духе времени) оказались смещены гендерные акценты: если в исходном сюжете, восходящем к античному мифу, парень (Фредди Принц-мл.) делал из девушки (Рейчел Ли Кук) красотку, то теперь все ровно наоборот. Инстаграмщица Пэджетт (Эддисон Рей) стремительно теряет подписчиков из-за заснятого на смартфон неприглядного расставания с бойфрендом, который ей изменил. Чтобы восстановить былую популярность (она нужна ей, чтобы поступить в колледж), девушка в качестве пари берется сделать из конченного лузера икону стиля. Им оказывается школьный пария Кэмерон (звезда «Кобры Кай» Таннер Бьюкенен) — не расстающийся с фотокамерой патлатый аутсайдер, который постепенно влюбляется в Пэджетт, да и та отвечает ему взаимностью, так что пари начинает трещать по швам.
По визуалу это очень зумерское кино (экран распирает от инстаграм-ленты, все мигает и искрится), а по месседжу — очень бумерское (социальные сети — рассадник зла и фейка), что неудивительно, ведь сценарий сиквейка написал Р.Ли Флеминг-мл. — автор первоисточника (человеку, на минуточку, 51 год!). За режиссуру отвечал Марк Уотерс («Дрянные девчонки», «Спайдервик: Хроники») — тоже не новичок в молодежном кино. Ситуация обязывает сказать, что в фильме фигурирует много юных и красивых лиц, но вместе с тем в историю также вернулись Рейчел Ли Кук (в роли матери Пэджетт) и Мэттью Лиллард (играет директора школы). Поскольку мир не стоит на месте, школьный каст отличается расовым и сексуальным разнообразием (помимо гетеронормативных пар есть одна гомосексуальная), а гендерные роли оказываются подвержены ревизии. Помимо того, что Галатеей в этот раз становится парень, картина насмехается над токсичной маскулинностью (Кэмерон недоумевает, зачем главный задира каждый раз снимает свою майку), а также показывает, что почти в любом конфликте мужчина выходит сухим из воды, а вот женщине достаются все шишки. Если отбросить в сторону ностальгическое нытье по поводу того, что оригинал был душевнее, то стоит признать, что новая версия получилась, мягко говоря, не хуже. Герои приятные, много юмора, центральный конфликт не устарел, а Таннер Бьюкенен на костюмированной вечеринке а-ля «Великий Гэтсби» надирает зад бывшему Пэджетт, тем самым демонстрируя, что он не зря учился карате в «Кобре Кай».
В тридевятом королевстве, где у власти находится старомодный король Рован (Пирс Броснан), с токсичной матерью (Идина Мензел) и сестрами на выданье живет искусная мастерица Золушка (поп-певица Камила Кабельо кубинского происхождения), которая дружит с тремя мышами, выхаживает гусеницу и грезит о карьере дизайнерки, но для этого ей сначала надо замутить свой стартап и обрасти связями. Возможность сделать это подкидывает сам король, который устраивает во дворце бал, чтобы уже наконец женить своего великовозрастного отпрыска, принца Роберта (Николас Галицин). Юноша, впрочем, жениться не намерен, однако случайная встреча с Золушкой на рынке заставляет его сердце трепетать, в то время как самой девушке предстоит сделать выбор: карьера или семья?
Не секрет, что Золушка попадет на бал благодаря гендерно-нейтральной фее в исполнении Билли Портера (который/-ая окажется той самой гусеницей), но если вас шокирует этот факт, значит, последние лет пять вы просидели в бункере. Новая «Золушка», в отличие даже от экранизации Кеннета Браны, не занимается реконструкцией старой сказки, а современным языком рассказывает знакомую всем историю на новый лад, поэтому конфликт между мачехой и падчерицей оказывается смещен в несколько иную плоскость. Если в оригинале мачеха не хотела, чтобы Золушка вышла замуж за принца, то тут она вроде бы и не против. Она против того, чтобы девушка эмансипировалась и открыла свой магазин: по ее мнению, женщина — это хранительница домашнего очага. Таким же непрогрессивным типом выставлен и король, который цепляется за традиции, как утопающий за спасательный круг, не замечая, что, помимо сына, у него еще есть дочь — фем-активистка, которая знает (или думает, что знает), как сделать жизнь в королевстве лучше. Иначе говоря, несмотря на волшебство, костюмы и сказочный антураж, фильм Кей Кэннон больше всего похож на современную молодежную романтическую комедию про взаимоотношения отцов и детей (к слову, ровно про это же была ее предыдущая картина — «Секса не будет!!!»). Понятно, что кого-то такой подход может взбесить — в основном, разумеется, зануд и пуристов, фетиширующих заскорузлый канон. Всех остальных ждет не выдающийся, но зажигательный мюзикл с каверами любимых хитов и обаятельными главными героями. Пользователи киносайтов могут сколь угодно ставить картине 3,9, а охранители — ругать фею Билли Портера, однако прогресс придет не только в тридевятое королевство, но и в Россию — это неизбежно.
Альме (Марен Эггерт) за сорок — она научный сотрудник в Пергамском музее Берлина, изучает клинопись и прочую древность, подтверждающие, что даже в незапамятные времена человеку была свойственна тяга не только к мясу мамонта и теплой шкуре, но и духовным наслаждениям, поэзии, чувствам. Главная героиня — женщина довольно целеустремленная и приятная, на работе у нее команда единомышленников, начальство относится с уважением и даже бывший, проходя мимо, вздыхает (хоть у самого уже новая жена, еще и на сносях). Чтобы получить крупное финансирование на исследование, Альма соглашается принять участие в важном государственном эксперименте: оценить, как новейшие андроиды могут скрасить жизнь одиноким людям, чья личная жизнь никак не складывается. Иначе говоря, стать идеальными партнерами. К ней в квартиру подселяется красавец Том (Дэн Стивенс): черные волосы, стан стройный, как кипарис, пронзительные синие глаза и алгоритм в электронных мозгах, запрограммированный выдавать фразочки типа «Твои глаза похожи на озера, в которых не жалко утонуть». Вот только Альму все эти псевдоромантические штуки типа кофе в постель, лепестков роз в ванной вкупе со стерильным порядком в доме и питательными завтраками только бесят: она занимается наукой и умеет отличить настоящие ценности от глянцевой картинки. К тому же у нее куча проблем: исследование вот-вот рухнет, старенький папа того и гляди спятит, да и в анамнезе — очень болезненное для любой женщины событие. Однако Том, проживая рядом с ней день за днем, кажется, начинает что-то усваивать — и картинка становится похожей на реальные отношения…
Собственно, на этом-то и все — фильм «Я создан для тебя» не предлагает никаких новых решений проблем взаимоотношения человека с искусственным интеллектом и лишь подтверждает старую истину: твой идеальный партнер всего лишь зеркало твоих достоинств и недостатков. Если фильмы старой формации о романах людей с андроидами строились на главном сюжетном повороте — разоблачении «человека» («Бегущий по лезвию», «Степфордские жены») и связанных с открывшейся правдой душевных, этических метаниях, то теперь никаких открытий в этих историях нет: ну, робот, ну, живет с человеком — их бытовые взаимоотношения уже почти обыденность. Не зря в том же «(НЕ)идеальном мужчине» режиссер в принципе не сообщает нам, что действие происходит в хоть каком-то отдаленном будущем. Мария Шрадер на этом тоже не акцентирует внимание: перед нами вполне себе современный Берлин, который можно датировать хоть 2019-м (все еще ходят без масок), хоть каким-нибудь 2027 годом. Так как это не фантастика, то постановщице и актерам остается только двигаться в сторону грустного ромкома. Зритель то сочувствует на самом деле несчастной Альме, то жалеет Тома, который изо всех сил пытается стать одушевленным и, кажется, даже испытывает что-то похожее на боль. И здесь бы развернуть историю дальше, позволить себе смелости — но Шрадер явно не верит в то, что человек может решить свои проблемы за счет кого-то, кроме себя. Человеческая природа несовершенна, но в этом и есть зерно любви к ближнему, страсти к тому, кто не похож на тебя. И даже идеальная стопка блинчиков и ванна с шампанским не заменят разговора с по-настоящему интересным собеседником — а не алгоритмом, подстраивающимся под любые капризы. Альма честно пытается дать объективную оценку эксперименту и при этом все пристальнее вглядывается в бездну собственного одиночества. При этом, кстати, Шрадер вполне себе намеренно противопоставляет мужчин и женщин: соратник Альмы по опытам над андроидами, мужчина очень средней внешности и такого же возраста, очень счастлив с искусственной блондинкой-красавицей и совершенно не хочет заморачиваться размышлениями о природе их любви. Мужчина просто берет партнершу себе в услужение; женщина хочет отношений с равным — вот такая незамысловатая антитеза. Видимо, желая как-то сгладить тоску и грусть, Шрадер оставляет финал открытым. Но, честно говоря, это никак не отменяет прозрачного месседжа: если кто и создан для тебя, то только ты сам. Вот с этим и живи.