Бульварного писателя (Хабенский), сочиняющего боевики про киллера Домового, навещает сам Домовой (Машков) и предлагает нюхнуть пороху.
Триллер |
Карен Оганесян |
13 ноября 2008 |
13 ноября 2008 |
1 час 45 минут |
Автор народных боевиков Праченко (Хабенский) сражен творческим запором — часами гипнотизирует курсор в пустом вордовском файле («он бросился в подворотню, освещаемую… черт, чем же освещаемую?»), пьет, терпит унижения от издателя (Адабашьян) и какого-то дядьки во дворе (Атанесян); простой читатель радостно сообщает ему, что его новая книга — говно. Все меняется, когда сердитый мужчина в кепке (Машков) у него на глазах расстреливает человека с охраной. Писатель для вида пытается помочь следствию (на фотороботе упорно выходит актер Стычкин), а сам спешит к компьютеру излить пережитое. Мужчина в кепке возникает снова и зовет в кафе, где жестко требует у официанта вкусную булочку, а писателю предлагает еще впечатлений в обмен на правильную книгу о себе.
Армянский триллер, как и армянский джаз, живет на стыке национальной идентичности и заграничного канона — и беда «Домового» не в том, что идентичность в принципе не женится с Хичкоком (черт знает, может, где-то и женится), а в том, что к Хичкоку режиссер Оганесян («Я остаюсь») подходит по методу Юрия Грымова, вторым режиссером у которого когда-то начинал. Здесь масса выразительных ракурсов, за кадром рвет динамики Нино Катамадзе, все доступные при небольшом бюджете технические средства брошены на штурм зрительского равнодушия. Герои притом лишены элементарных человеческих реакций: Хабенский почему-то не боится Машкова и вообще ведет себя так, что кажется, ткни в него булавкой, он как ни в чем не бывало продолжит говорить реплики. Завязка взята из «Бестселлера» с Джеймсом Вудсом, выезжавшего во многом за счет остроумной сатирической линии (там киллер был корпоративным и считал себя важной деталью американской экономики); в «Домовом» тоже много смешного: Машков удачно причесан и шутит, в кадре периодически что-то ест Армен Борисович Джигарханян. Но в целом эта картина воспринимает себя страшно серьезно, ей явно не хочется быть ни триллером, ни сатирой, а хочется — исключительно притчей про творческий кризис и поиск себя. Любопытно в этой связи вот что — на популярного русского писателя Хабенский становится похож лишь однажды, когда в магазине «Республика» очень правдоподобным жлобским тоном говорит обознавшемуся книголюбу: «Я не Сорокин, слава богу». И вопрос здесь не в том, мог ли книголюб спутать Хабенского с Сорокиным (как раз в «Республике» такое, уверен, случается ежедневно), а в том, действительно ли режиссер Оганесян такой идеалист, что думает, будто жлоба под дулом пистолета можно заставить написать приличную книгу.