Мурманск, 1957 год. Новое поколение советской молодежи уже получило свою инъекцию энтузиазма в виде бодрых постановлений ХХ съезда, Всемирного фестиваля молодежи и музкомедии «Карнавальная ночь». Только и разговоров, что о полете человека в космос. С тремя молодыми людьми с круизного теплохода — коком и двумя сестрами-официантками — заводит знакомство встречный паренек, по секрету сообщающий, что он проходит тренировки в центре подготовки космонавтов. Сценарий Александра Миндадзе.
Драма |
16+ |
Алексей Учитель |
23 июня 2005 |
23 июня 2005 |
1 час 30 минут |
Осенью 1957 — где-то между запуском первого спутника и приуроченным к 40-летию Октября ритуальным убиением в стратосфере несчастной Лайки — в многократно воспетую эру советской монополии на космос и коллективных снов о чем-то большем, в городе у моря, красиво сшитом из разных оттенков серого, наивный работник общепита и боксер-любитель (Миронов) видит человека, про каких раньше только читал (Цыганов). У того твердый взгляд, прямая спина герценовского героя и усы как у Кларка Гейбла; он сбивает повара с ног правым хуком, после чего навсегда становится для него героем и ролевой моделью. Ролевая модель безбожно темнит, прикидываясь поочередно персонажем разных созвучных эпохе песен: монтажником-высотником, потом чем-то вроде разведчика, наконец — секретным летчиком из отряда космонавтов. Последний вариант озвучивается, когда с незнакомцем все ясно не только нам, но и простодушному повару — но сложносочиненная многоярусная метафорика фильма, от названия до финального камео Космонавта №1, всеравно отталкивается именно из этого навранного обстоятельства. Наверено потому, что святая вера в неправдоподобное, многими считается главной и счастливейшей способностью русского характера.
Как почти все, что написано Александром Миндадзе, «Космос» это совсем немножко триллер — жаль нет чуть более советского и скромного слова с тем же значеньем, оно подошло бы ему лучше. Повар видит в подозрительном человеке старшего брата и хочет такие же усы. Человек делает пробные заплывы в ледяной балтийской воде, учится выговаривать «political asylum», выясняет, где взять ласты. Узнает, что поварова невеста (Пегова) имеет доступ на норвежский корабль, и так смотрит на нее — что сразу ясно, про что будут следующие 20 минут: от этого смешно и грустно, и это похоже на правду.
Когда сценарии Миндадзе ставил Абдарашитов, магия обычно рождалась на пике банального, и Учитель, в общем, идет тем же путем. Тут есть катание на аттракционе «Центрифуга» аранжированное в символ — поэтический и социальный одновременно. В первой и лучшей половине фильма творятся вполне хичковского толка фокусы с подменой женщин: сиамский дуэт созвучных артисток Пеговой и Лядовой играет сестриц-официанток, которых режиссер незаметно и нарочно путает местами, стоит камере на секунду отвернуться. Две по началу совсем идентичные дурочки незаметно делаются противоположностями друг другу, и та из них, которую явно придумали для антуража, вдруг волевым движением выдвигается вперед. А еще в фильме есть момент, когда героиня Пеговой, побеждая в физкультурном состязании, рвет грудью финишную ленту — и это, по-хорошему, первая чего-то стоящая эротическая сцена, снятая в России за последние 15 лет.
Что плохо — и совсем плохо — «Космос», как и прошлый фильм Учителя «Прогулка», чем дальше, тем больше похож на следствие какой-то очень умственной работы: будто начал его живой человек с головой и сердцем, а заканчивала — группа культурологов, осваивающих грант на формулировку национальной идеи. Как «Прогулка» могла получиться вполне занятным этюдом про sex & the сity, когда б не попытка слепить из нее груповой портрет «поколения свободных молодых европейцев», так и «Космос» был бы всем хорош, не превратись он в какой-то момент из собственно фильма в кинолекторий на тему «Чем надлежит гордиться».
Поразительно, в данном случае не то, что интеллигентный человек всерьез пытается заниматься ребрендингом национальной идеи (с «молодой свободной Европой» не вышло, пробуем вариант «Зато мы делаем ракеты») — есть, в конце концов, и куда более нелепые занятия на свете. Поразительно, что он второй раз подряд берет для этих своих целей дико неподходящий материал. В «Прогулке» солнечный оптимизм интонации всю дорогу пер наперерез довольно-таки желчному сценарию Дуни Смирновой. В «Космосе» тонкая мифологическая ткань, придуманная Миндадзе, начинает трещать и рваться, когда режиссер от мифов и шепотов переходит на бодрый галоп пресловутого «нового патриотизма». Как Учитель не слышит этого жалобного, душераздирающего треска — загадка.
Финал «Космоса» это вообще пример какой-то феноменальной, невиданной, пожалуй что даже неслыханной глухоты. Кино про человека утонувшего, переплывая государственную границу, кончается песней «не нужен нам берег турецкий» — и в издевку, а со счастливой гагаринской улыбкой и залом, хлопающим в такт. Способность к такой удивительной моральной эквилибристике (наряду с умением хлопать на сильную долю при исполнении оптимистических песен) — пожалуй, главное, что осталось нам от воспетой Учителем эпохи беспечных ситцевых платьиц, фетровых кепок и монополии на космос.