Драматический |
18+ |
Александр Морфов |
27 декабря 2005 |
3 часа 20 минут |
Сыграть Макмерфи спустя тридцать лет после того, как это сделал Джек Николсон, возьмется только тот, кто никаких сравнений не выдерживает: безымянный выскочка из окраинного театра. Либо тот, кто в сравнениях не нуждается. В «Ленкоме» Макмерфи играет Александр Абдулов. Ему не требуется самоутверждаться, топчась на чужом поле. Оставалось предположить, что в роли ветерана Вьетнама, свободолюбивого дебошира, упрятанного на три месяца в тюрьму, закосившего в дурке и павшего от рук стервы в белом халате, — в этой роли есть то, что Абдулову хотелось бы сыграть, но до сих пор не пришлось. Одиночку, противопоставившего себя морю бед. Шекспировскую тему о том, «какой светильник разума угас».
«Полет над гнездом кукушки», как ни крути, не «Гамлет», и в ленкомовской афише спектакль назвали «Затмением». Еще презентабельнее афиша выглядела бы, случись то, что поначалу затевалось: пригласить на постановку самого Формана (хотя зачем бы ему это могло понадобиться?). В результате спектакль ставил приглашенный из Питера болгарин Александр Морфов — молодой и крепкий профессионал, работающий в несколько анемичной манере, которую так любит пожилое театральное руководство. Странно, но пытаясь избежать сравнений с фильмом (так говорилось до премьеры), Морфов смонтировал спектакль именно как кино — он сам инсценировал роман, нарезав его мелкими порциями, и потом склеил через затемнение. Другое его слабое место — репризы. Актер Марка Захарова привык (и лучше других умеет) выстраивать завязку-кульминацию-развязку на кратчайшей дистанции. В «Ленкоме» актера встречают на старте аплодисментами, а на финише провожают овацией. Морфов, по всему видать, понимает природу здешнего актера, но репризы бегут у него не раскатистыми волнами, как в спектаклях Марка Захарова, а так, мелкой рябью. Однако скучать не приходится. Анна Якунина в роли медсестры походит на телеведущую из «Слабого звена». Сергей Фролов в роли младшего пациента Билли замечательно сыграл расставание с девственностью, а еще лучше — с привычкой стучать на своих. Даже то, что немой Вождь (Сергей Степанченко) вдруг заговорил в финале с интонациями сибирского зверотехника, не слишком портит спектакль. Другое дело, что напрочь выветрился пафос, которым эта вещь наделялась у нас прежде. Ведь масскультной иконой роман Кена Кизи сделали не талант Милоша Формана или Николсона, а время, нонконформистские шестидесятые-семидесятые с их героем-одиночкой, испытывающим устойчивость американского миропорядка выходкой, а свой рассудок — наркотиками и лоботомией. В брежневском СССР пятикратно оскароносную «Кукушку» смотрели и читали как диссидентскую литературу. Сегодня же об устойчивости остается только мечтать правительству, о порядке — органам, а о послушном и единодушном большинстве, с которым Макмерфи вступал в диалог (назовем это так), — партийным боссам. Послушное — еще куда ни шло, единодушное — это уж дудки. Так что Абдулову, наделившему Макмерфи своей харизмой, остается наблюдать, какое она производит впечатление: ему некому особо противопоставляться и не к кому обращаться. Поистине единодушную реакцию в зале вызывает разве что тот факт, что этому парню даже в дурдоме удалось сколотить круглую сумму. Что же касается «светильника разума», то это то, что Абдулов играет по-настоящему сильно и вполне себе в шекспировской традиции: разум его не гаснет к финалу, а, напротив, кажется, он только тогда и просыпается, когда у него в собеседниках оказывается безумие.