Драматический |
16+ |
Антон Яковлев |
2 декабря 2008 |
1 час 50 минут |
Этот камерный спектакль стал едва ли не главным успехом МХТ в прошлом году, и его надо видеть, пока об этом не догадались перекупщики билетов: перед Новым годом, когда играли премьеру «Крейцеровой сонаты», в Камергерском втридорога уходили билеты не на Пореченкова, а на «Конька-Горбунка». Можно предположить, что успеха не ожидал даже сам театр. О режиссере и авторе сценической версии Антоне Яковлеве известно только то, что он сын Юрия Яковлева и ставил в Вахтанговском «Мелкого беса», но до премьеры не довел. «Крейцерова соната» показала, что он по меньшей мере неглуп. Но больше всех удивил Михаил Пореченков. Причем удивил даже тех, кто знает его как хорошего артиста и видел в питерских спектаклях Бутусова. Тем более удивились бы те, для кого Пореченков — не более чем кинозвезда с амплуа добродушных крепышей, невозмутимо истребляющих зло на своем пути. В «Крейцеровой сонате» Пореченков сыграл человека, зарезавшего жену, с таким разнообразием оттенков — в диапазоне от мальчишеской растерянности до маниакальной решимости заглянуть судьбе в глаза, — что в его адрес несколько раз прозвучало: «актер-неврастеник».
Это не означает, что Пореченков бьется в припадке или что у него, допустим, дергается глаз. Если уж называть его неврастеником, то имея в виду психологическую подробность игры и главным образом способность проживать жизнь своего издерганного персонажа и параллельно холодно ее анализировать. Надо видеть, как Позднышев переживает первую ссору с женой — и секунду спустя разбирает ее причины, как в нем закипает ревность — и как одновременно он препарирует это чувство.
Яковлев разбил исповедь главного героя на собственно рассказ и действие, для чего ему пришлось самому сочинять диалоги и извлекать реплики из описаний. В начале спектакля мы видим вагонных попутчиков, коротающих время в болтовне о любви. Когда в разговор встревает Позднышев, они опасливо ретируются, узнав в нем убийцу из газет, и появляются снова, когда исповедь Позднышева перерастает в действие и выносится на подиум, к которому ведут ступени из чемоданов, — теперь уже в других ролях. Блаженная девочка (Наталья Швец) становится невестой Лизой, дама-спорщица (Ксения Лаврова-Глинка) — ее предприимчивой сестрой, чопорный приказчик (Сергей Шнырев) — скрипачом с ухватками трусоватого наглеца.
Толстой и в самой повести не скупится на публицистику, а в «Послесловии к «Крейцеровой сонате» пишет прямо: влюбленность, поэтизируемая в обществе и воспетая искусством, есть не более чем плотская любовь. В силу этого заблуждения мужчины лучшее время своей жизни тратят на овладение «наилучшими предметами любви», а девушки — на заманивание мужчин в связь или брак, и в этом заблуждении причина многих бед. По мысли Толстого, случай Позднышева — общее место, и удивительно еще, почему при существующем положении вещей люди до сих пор не поубивали друг друга. Пореченков, напротив, играет у Яковлева частный случай: человек, теоретизируя, учиняет ад в собственной голове. Его жена Лиза ничуть не подпадает под толстовское описание женщины, которая подчеркивает свои женские прелести, чтобы манипулировать мужчиной. Лиза, какой ее играет актриса Наталья Швец, если что-то и подчеркивает, так искренность и достоинство. Если она говорит, что не может больше рожать, значит, того гляди помрет, если она увлекается, то исключительно музыкой. И даже музыки, с которой эта Лиза могла бы изменить мужу, в спектакле нет. В смысле — нет бетховенской «Крейцеровой сонаты», которой от Толстого — как и обществу в целом, матерям, врачам, педагогике и многому другому — досталось на орехи. На сцене все время находится квартет музыкантов, но они комментируют действие мелодиями композитора Александра Маноцкова. В финале к квартету присоединяется Пореченков, которому выносят трубищу, и он натужно выдувает из нее утробные звуки — тоскливый стон рассудка, загнавшего себя в угол.