«+1» — двухчасовой монолог об экзистенциальном кризисе, свалившемся на мужчину среднего возраста. Герой размышляет о приземленных вопросах, которые оставляют его в недоумении: почему умный человек может иметь неприятные привычки, почему некрасивые люди влюбляются или почему те, кого ценил в юности, вызывают такое отвращение в зрелости. Тем много, и все они сплетаются в единый поток сознания. «Жить-то надо, может, как-то попроще», — говорит как-то по ходу действия своего, возможно, не самого простого спектакля сам Гришковец, впервые показавший публике «+1» в 2009 году.
Моноспектакль |
16+ |
Евгений Гришковец |
1 час 40 минут, без антракта |
У Евгения Гришковца что-то вроде юбилея: ему десять лет. Естественно, не одноименному актеру, прописанному в Калининграде, отцу двоих детей, обладателю ИНН и свидетельства Пенсионного фонда. Тому немного за сорок, и у него своя жизнь. Я о другом Гришковце — персонаже, у которого похожая, но все же отдельная биография. Для тех, кто эти десять лет был в коме и еще не слышал этой истории: десять лет назад актер Гришковец переступил границу квадрата, начерченного на полу в курилке Театра армии, и в этот момент родился Гришковец-персонаж. Этот персонаж, недавно после службы на флоте, драматично переживал взросление, а актер смешно и невероятно трогательно рассказывал о его переживаниях. Те 17 зрителей, что присутствовали на спектакле, сразу заболели Гришковцом, и эта болезнь оказалась жутко заразной. Потом персонаж мужал в «Дредноутах», раскачивал ветку за окном любимой в «Планете», в подробностях изучал собственное душевное устройство в «Одновременно». Потом восемь лет Гришковец молчал — он играл свои прежние спектакли, писал пьесы, романы, рассказы, снимался и начитывал речитативы с группой «Бигуди», но монологов больше не возникало. Сейчас его персонаж возвращается на сцену, и ему нехорошо. Его мучает одиночество, тем более муторное и беспросветное, что перенаселенный мир отказывает ему в праве ощущать себя по-настоящему отдельным. Одинокий — пожалуйста, а отдельный — это я вас попрошу. Отсюда и название. «+1» — это не знак молчаливого согласия, который используется в блогах, ровно наоборот. Это формула несогласия сливаться с толпой: я, говорит Гришковец, всегда плюс один к человечеству.
Это не все перемены. Когда Гришковец первый раз переступал меловую черту, за пределами нарисованного квадрата мыслилась сама жизнь. В «+1» все поменялось местами. Сценограф Лариса Ломакина засыпала сцену белым, а в центре выгородила несколько жилых квадратных метров. Окно и письменный стол под абажуром — теперь это остров реальности в море театра. Отходя от письменного стола, надевая скафандр или унты, Гришковец оказывается на Северном полюсе, в раю или на Марсе, откуда машет стране и маме. Спектакль Гришковца теперь больше чем монолог. Сентиментальное путешествие, в которое Гришковец отправляет своего затосковавшего персонажа, приобрело прекомичную театральную форму. Проще говоря, человеку на сцене отчаянно плохо, а зал заходится от смеха.
С каждой минутой становится очевидней тот зазор, который за десять лет вырос между актером и персонажем. Актер выглядит и слывет успешным — персонаж хандрит и мается. Персонаж расписывается в бессилии описать свое состояние — актер находит точные слова, сравнения, образы. Персонаж отстаивает право быть отдельным человеком для себя любимого — актер выговаривает такое право для каждого. То, что прежде только мерцало в его спектаклях, теперь соткалось в цельную картину мира, приватную космогонию, эгоцентрическую вселенную. Она, эта вселенная для частного пользования, включает Землю, на которой родина, и планету Марс, с которой только и можно признаться в любви к этой родине, потому что иначе назовут патриотом. Включает рай, который в противоположность канону всегда позади, и народонаселение, состоящее из тех только, кому есть до тебя дело. В этой альтернативной вселенной никогда не будет конца света, потому что «кто я такой, чтобы мир закончился на мне». Ей наступает конец, когда гаснет ее светило. А светило в этой вселенной одно — это ты сам.
Все сказанное, конечно же, лирика — но только лирика и остается рецензенту, если пересказать спектакль невозможно, а выписывать цитаты стыдно. Если же пуститься в анализ, можно договориться до того, что новый спектакль Гришковца — это настоящий документ эпохи вырождения Возрождения. Тогда человек помыслил себя центром мироздания; когда же в мироздании не осталось места, он весь ушел в себя.