Спектакль

Ксения Петербургская

Пьесу про главную питерскую святую, к чьей часовне на Смоленском кладбище до сих пор стекаются толпы народа, тольяттинец Вадим Леванов написал несколько лет назад и сделал это так лаконично и прямо, что расколол профессиональную общественность надвое. Одни полагали, что автор (еще и не петербуржец!) покусился на то, о чем понятия не имеет, и написал пьесу антирелигиозную. Другие — что если сегодня и браться за неведомое, «чудесное», то только так, словно речь идет о твоем соседе по дому.

Героиня левановского «жития в клеймах» была обычной женщиной, которая, не перенеся смерти любимого мужа, переодевалась в его платье, раздавала все имущество бедным и становилась городской юродивой. Собственно, никакой крамолы в пьесе нет: короткие эпизоды выхватывают поворотные пункты из жизни Ксении, пока она не обретает славу всенародной помощницы несчастным. Есть там и встреча с попом и попадьей, мздоимцами и развратниками, которых Ксения выводит на чистую воду. Есть разоблачение фальшивой невесты Христовой. Есть и встреча с Салтыковым — Агасфером, которому Ксения обеща­ет отмолить грехи. Иначе говоря, вся прижизненная сила и святость героини — в ее незамутненном чувстве истины. Всякий обман (или зло) при встрече с ней тает, как снег на солнце.

Московская версия пьесы «Святая блаженная Ксения Петербургская в житии» умещается на пятачке малой сцены РАМТа и является полной противоположностью масштабному полотну, поставленному несколько лет назад Валерием Фокиным в Александринском театре. У Фокина была патетика, «вертикаль» и историческая перспектива: Ксения проходила через репрессии 1937 года, ленинградскую блокаду и начало XXI века. Наталья Шумилкина, выпускница курса Марка Захарова, сочинила череду скоморошьих картинок, в которых, как в цветном калейдоскопе, крутится героиня (Татьяна Матюхова) и ее немногочисленный хор из пяти артистов, играющих сразу по несколько ролей. Художница ­Вера Зотова придумала большую печку-шкаф с выдвижными ящичками, которая трансформируется хоть в церковный амвон, хоть в набережную Невы, одела артистов в разноцветные тряпичные костюмы и шляпы, а в финале, когда Ксении приходит пора умирать, прожектор выхватывает из темноты изящную копию иконописного зелено-белого костюма героини, надетого на манекен. Сама Ксения у Татьяны Матюховой вышла милой, беззащитной травести, которая, впрочем, может и в глаз дать, если надо, и пьяного Василия Тредиаковского вытащить из холодной невской воды. Но вот чего-то главного в этом шумном хоро­воде, которому тесновато в маленькой «Черной комнате», а в большой бы он потерялся, нет. Точнее сказать — нет нужного тона, и артисты сбиваются то на комикование, то на крик. И некому этот тон подсказать: автора уже полгода как нет в живых.