Обри Флеминг (Лохан), образцовая старшеклассница из хорошей провинциальной семьи, играющая на пианино и пишущая прозу, однажды попадает в плен к серийному маньяку. Тот, наркотиками поддерживая ее в сознании, отрезает девушке руку и ногу. Вскоре полуживую Обри (или, можно сказать, живую половину Обри) находят на обочине шоссе, на все расспросы агентов ФБР она отвечает, что ничего такого особенного не помнит — и как у нее пропали рука и нога, не понимает. Более того, девица сообщает, что зовут ее не Обри, а Дакота, родителей у нее нет, а на жизнь она зарабатывает стриптизом.
Такой фильм могла бы снять отрезанная рука или нога Дэвида Линча, сохранившая смутные воспоминания о «Твин Пиксе» и «Шоссе в никуда», но по понятным причинам ограниченная в возможностях придумать что-то внятное и бросившаяся оттого во все тяжкие. Я лично ничего столь же дикого за последнее время не припомню: всякий раз, когда кажется, что безумие в картине достигло своего пика, выясняется, что это только начало. Ладно, барышне Лохан на крупных планах медленно отрезают пальцы — но она натурально большую часть фильма проводит без пары конечностей. Ладно, мы смирились, что она инвалид, но тут же следует жаркая эротическая сцена. Когда в кульминационный момент в искусственной ноге Линдсей начинает предательски пищать разряжающаяся батарейка, я не знаю, кем надо быть, чтобы не забиться в истерике. Фильм при этом отличается свинцовой, исключительной серьезностью — подозреваю, режиссер задумывал его как произведение атмосферное и поэтичное. Он даже не поленился разработать систему символов, что-то такое смутное обозначающих — вроде синей розы, — от чего лента иногда начинает напоминать фотосессию в глянцевом арт-журнале с претензиями. Но что в журналах, что здесь действует ужасно несправедливое, наверное, но незыблемое правило — если у объекта съемок такое выражение лица и такая грудь, художественные амбиции разумнее всего оставить при себе.