Дико глубокомысленный фильм турецкого Антониони о взаимоотношениях чиновника, его шофера и его семьи.
Драма |
14+ |
Нури Бильге Джейлан |
16 мая 2008 |
4 июня 2009 |
1 час 49 минут |
В канун выборов задавив на ночной дороге человека, политик районного масштаба обещает денег своему шоферу, чтобы тот взял вину на себя; шофер соглашается — не то из жадности, не то из человеколюбия, не то посчитав девятимесячную отсидку хорошим способом отдохнуть от жены и взрослого сына. Пока он сидит, сыну приспичивает купить машину, жена идет просить денег у политика, в связи с поражением на выборах утратившего остатки совести. Тот лезет к ней под юбку и разбивает ей сердце. Освободившийся муж долго курит на балконе, и, судя по грозовым тучам над его усатой головой, вскоре кому-то придется брать на себя очередной труп.
Турок Джейлан («Отчуждение», «Времена года») — не худший представитель отчасти выдуманной европейскими фестивальными отборщиками генерации ближневосточных экзистенциальных авторов, в соответствующих реестрах проходит как «турецкий Антониони». Его хлеб — некоммуникабельность, долгие паузы и затяжные взгляды в пустоту — набор, выглядящий несколько парадоксально в применении к витальным турецким подданным, но в прежних фильмах Джейлана эта странность более-менее нивелировалась скромной манерой изложения. Он не злоупотреблял крупными планами лиц и всегда умел уйти в затемнение, за секунду до того как кадр станет совсем уж нелепым. В «Обезьянах» (честность требует упомянуть, что фильм получил приз за режиссуру в Каннах-2008), обратившись к сгубившему многих жанру бытовой притчи, автор, однако, отбросил спасительную сдержанность и ринулся в глубины, какие в страшном сне не снились его коллеге и конкуренту Звягинцеву. Над героями клубится свинцовое от компьютерной цветокоррекции небо, гремит гром, с хрустом рвутся лифчики, носорожье сопение, которое для главного героя является основным видом коммуникации с миром, перекликается с кретинским рингтоном мобильника, символизирующим зов сердца героини, рвущегося на свободу. Как, оказывается, недалеко от Антониони до Хармса. Впрочем, ситуация, когда долго и вдумчиво молчавший в углу человек наконец открывает рот и первым делом говорит какую-нибудь глупость, слишком распространена, чтоб делать из нее трагедию.